В 1981 году я вышла замуж в г.Пятигорске, у нас родилось трое детей: две дочери и сын. Семья у нас была полная счастья, радости и любви. Жили мы небогато, но никогда ничего не просили, никогда не отказывали тем, кто в помощи нуждался. Муж работал в охране ОВД г.Пятигорска, а в свободное время подрабатывал извозом на своей машине. Я сидела дома и занималась воспитанием детей. Мой муж Давтян Самвел Ашотович, был очень уважаемым человеком среди друзей, знакомых и соседей. Он был хорошим отцом и мужем. Дети у меня хорошие, воспитанные, учатся в школе №9 г.Пятигорска. В 1998г. у нас были небольшие сбережения, которые мы копили для старшей дочери, чтобы она пошла в медицинский институт. Муж стал просить эти деньги, чтобы купить новую машину, но я была против, но он сказал: “Когда деньги понадобятся мы продадим машину и дочь пойдет учиться.

На старую машину уходит много денег, а на новой все деньги пойдут домой”. Я согласилась и отдала ему $4300. Муж купил новую семерку, но эта машина нам принесла горе в дом. Он на этой машине ездил 6 месяцев. 29 октября 1998 года поехал на автовокзал, и больше мы его не видели. Его тело нашли через 10 дней в Кабардино-Балкарии. На опознание поехали его и мой братья. Мы его так и не увидели. Подсели двое, договорились за 80 рублей, убили его, а машину угнали. Их нашли только через 8 месяцев. Суд им присудил одному 12 лет, второму 14,5, но нам от этого не легче.

Присудили нам 50000 рублей за моральный и материальный ущерб, но до сих пор я ни копейки не получила. Я не знала, что мне делать, как детей поднимать, ведь я не работала. Старшей 16 лет, средней – 14, младшему – 12. Школа и родственники, соседи мне помогали кто как мог. Сосед посоветовал мне научиться шить и дал мне бытовую швейную машинку. Я стала шить, брала надомную работу, и так зарабатывала, получали пенсию по потере кормильца, но денег не хватало. Шила день и ночь, хотела восполнить им все: и отца и мать, но чувствовала, что они скучают, что им не хватает отцовской любви.

Старшая дочь училась в 11 классе и ее надо было отдать в институт. В медицинский, конечно, мы не потянули и пошли в Пятигорский технологический университет – платно за 10000 рублей. С денег, которые получили за машину я 10000 рублей отдали за институт, а остальные 20 отложила на последующие годы. Я считала себя несчастной женщиной: тянуть дом и троих детей без мужа было очень тяжело. Но нас ожидало еще одно горе, которое полностью разбило мою семью. У средней дочки Леночки воспалились лимфоузлы в паху и на шее. Нас послали к онкологу, где сделали пункцию и на второй день дали ответ: злокачественная лимфома. Я не поверила и мы поехали в НИИ онкологии в г.Ростов.

Там у меня никого нет. Слезы на глазах. Искала комнату, нашла. Сделали нам мини-операцию, удалили лимфоузел в паху. Биопсия подтвердила диагноз. Звоню брату в г.Чебоксары, он приезжает в Ростов. Я опять не хочу верить, хочу ехать дальше – в Москву или Ленинград. Нам помогла профессор, зав. отделением химиотерапии Софья Самойловна, большой души человек. Написала направление, позвонила в Санкт-Петербург, попросила, чтоб нас положили на детское отделение бесплатно. Мы поехали в НИИ онкологии в пос. Песочный. 6 сентября 1999 года нас положили на обследование и подтвердили диагноз.

Лечили нас долго, лечение тяжелое, было все. Не хочу вспоминать. Первый курс мы закончили только 26 декабря, нас отпустили домой на 2 недели. Дети были очень рады и я тоже. Эти две недели пролетели быстро. 5 января мы приехали обратно. Лечили нас 3.5 месяца, отпустили еще на 2 недели домой в апреле. Нам уже предстояло платить за институт 12000 рублей. Я пошла на прием к ректору, но к нему меня не пустили, попала я к проректору. Все ей рассказала, она ответила: идите к декану с заявлением, пусть он напишет ходатайство и вы 2000 год будете учиться без оплаты. Пошла я к декану, но он сказал, что проректор мне не указ, ничего писать не буду, а сделаю, если мне скажет ректор. Но так я к ректору попасть не смогла: не пускает охрана, посылает к декану, а тот обратно к ректору.

Времени было мало, мы уехали на 3 курс лечения. Лечили нас еще 3 месяца, а в конце получили химиотерапию на кору головного мозга. У нас ремиссия. Радости море!

Лена пошла в школу на домашнее обучение, каждый месяц мы ездили в Санкт-Петербург на контрольные проверки. Все шло хорошо, но дома нам назначили пить еще 1,5 года таблетки химии. Я работала, семья вместе. Другого счастья мне не надо. Пришло время платить в институт за старшую дочь, я опять пытаюсь попасть к ректору, звоню ко всем, чтоб помогли, но без результата, опять не пускают. Слезы на глазах. Иду домой, родственники опять собирают кто сколько может, и мы платим за институт. Ребенок пошел на второй курс. Фамилия ректора Казначеев. Говорят, он человек хороший, только надо попасть к нему.

Я работаю, дети учатся, но радоваться пришлось недолго. Лене стало плохо. Гемоглобин – 50, тромбоциты – 40.

Нас направили в г.Ставрополь в феврале 2002 года, там на отделении онкологии-гематологии нас подлечили антибиотиками, сделали пункцию. Состояние вроде нормализовалось, нас отпустили домой. Но картина повторилась, и появились шейные лимфоузлы. Я позвонила в Санкт-Петербург, нам сказали приехать. Прилетели 1 апреля. Состояние тяжелое, температура, боли, слабость.

Нас положили в НИИ Онкологии им. Петрова, сделали еще одну миниоперацию, удалили шейный лимфоузел. Диагноз – рецидив злокачественной t-клеточной лимфомы и еще присоединенный вторичный диагноз – миелодиспластический синдром. Нас перевели в 1 медицинский институт на отделение гематологии. Там нас пролечили гормонами и антибиотиками, но ребенку все хуже и хуже. Боли сильные, не помогают даже обезболивающие. Профессор Афанасьев и врачи решили, что нам не обойтись без трансплантации костного мозга, и чем быстрее – тем лучше.

Понадобилась кровь детей, чтобы протипировать – кто из них подходит как донор. Из Пятигорска в специальном контейнере самолетом прислали кровь, но ни дочь, ни сын не подошли. 14 мая 2002 года нас перевели на отделение ТКМ и сразу стали химичить, провели сильную высокодозную химию. Лимфоузлы рассосались, но костный мозг не очистился, миелодиспластический синдром остался. У нас очень интенсивно стала расти селезенка и проф. Афанасьев предложил ее удалить. Она занимала больше половины живота. Нас перевели на “вторую хирургию” 26 июня 2002 года. 27 июня нас прооперировали, хотя показатели крови были очень низкими, риск кровотечения большой. Прокапали ей 1,5 литра крови и тромбоцитов 300 гр. Слава Богу, все обошлось, на десятые сутки нас перевели обратно на отделение ТКМ. Мы сейчас пьем таблетки химии, и нужна пересадка костного мозга, но подходящий донор живет в Германии. Он стоит очень дорого – около $15000, а нужно еще и на лечение. Мои дети все это время живут дома одни. На существование денег нет, помогает мой брат и брат мужа, но это продолжается 2 года. Они тянут и дом и мне присылают деньги.

Конечно, то, что они присылают – это мизер и хватает только на питание. Но сейчас нас выписывают на амбулаторное лечение, мне надо найти комнату или квартиру, но у меня таких денег нет. Я в растерянности, не знаю, что делать, куда мне вести слабого ребенка с ослабленным иммунитетом. А домой ехать нельзя, надо быть под наблюдением. Кровь у нас низкая, все время появляются синяки на теле, голова кружится, аппетит плохой. Там, дома, пришло время платить за институт уже 15000 рублей. Два года отучилась. Как все это будет дальше – не знаю. Жить не хочется, уже устала.

Как мне жить? Молюсь Господу Богу, чтобы он нас не оставил. Я здоровая женщина, мне 42 года, но я связана по рукам и ногам и как птица без крыльев прыгаю, но взлететь не могу.

Дети хотят звонить, чтобы услышать наши голоса, но вся пенсия уходит на переговоры с ними. Не звонить тоже не получается – дети скучают. Я разрываюсь на части. Это письмо – мой крик души, призыв к состраданию и пониманию нашего бедственного положения. Надеюсь на помощь Господа нашего и добрых людей.

Помогите, я теряю ребенка.

Заранее хочу сказать большое материнское спасибо всем, кто отзовется на мое письмо.

С уважением,
Давтян Магда Георгиевна