Благотворительный фонд
помощи онкологическим
больным AdVita («Ради жизни»)

Никита Шиков

Никита Шиков

умер 06.12.2007

25 апреля 1999 года у меня родился долгожданный сынок Никита. Сказать, что он для меня был всем, – не сказать ничего. Я с самого начала знала, что это – единственный мой шанс стать матерью – я сама инвалид детства с диагнозом “последствия родовой травмы, левосторонний гемипарез”. Ника в год заговорил, а в полтора – уже знал все буквы. Он был талантлив во всем, ходил в музыкальную школу, распланировал свою жизнь на много лет вперед. По его настоянию, я отдала его в школу с углубленным изучением английского языка. На тестировании психолог поинтересовалась, почему он идет в ЭТУ школу. Другие дети говорили о престижности школы и крутизне своих родителей. А мой Никитка удивленно сказал: “Я же собираюсь быть военным. А на каком языке я буду разговаривать с военными других стран?”. Ему все легко давалось. Но проучился в школе он только до февраля.

В феврале 2007 года грянул гром. Вернее, сначала никто это заболевание за гром не принял – Никитка температурил, но у него НИЧЕГО не болело, и врачи говорили, что это мой ослабленный ребенок так тяжело выходит из ОРЗ. Вместе с тем температура ежедневно поднималась до 38,5. Потом в левом паху у него вылезли безболезненные лимфоузлы. Хирург сказал, что у Ники “острый паховый лимфаденит”. Лечение не помогало. Я забеспокоилась, настояла на госпитализации. В инфекционной больнице у Ники обнаружили вирус Эпштейн-Барр, поставили диагноз “инфекционный мононуклеоз” и успокоили меня тем, что терапия назначена, все излечимо. Но лечение опять не помогало. Теперь температура поднималась уже до 40 градусов, и опять ничего не болело. Нас направили на консультацию к гематологу.

Я тогда даже не знала, что у детей бывает рак! Нике сделали стернальную пункцию, анализ крови и вынесли вердикт: “данных за гемобластоз нет”. Мы вернулись в инфекционную больницу, и заведующая отделением сказала мне, что надо начать гормональное лечение преднизолоном, т.к. обычная терапия не помогает. Я согласилась. После первого же укола у Ники ушли лимфоузлы и температура, и я подумала, что мы пошли на поправку. Но через сутки у Никитки начались дикие боли в животе, а это были праздничные выходные дни. Через трое суток, когда врачи пришли на работу, они обнаружили у Никитки в животе “нечто”. Нас срочно перевели в детскую краевую больницу, сначала в хирургическое отделение. Дикие боли продолжаются, мы срочно делаем КТ брюшной полости. Заключение врачей было убийственным: “данные за лимфому брюшной полости. Образование размером 3*5 см с распространением по поясничным мышцам и мышцам спины”.

Для нас начинается ад. Переводят в отделение гематологии детской онкологии, берут биопсию лимфоузла из брюшной полости. Однако срезы лимфоузла в нашей больнице были сделаны неудачно и онкоцентр им. Блохина в Москве не смог сделать иммуногистохимию. Сейчас я понимаю, что нам, родителям, надо было настоять на повторной биопсии и пересмотре препаратов в Москве. Но мы, к сожалению, не онкологи!

Врачи нас уверили, что все остальные анализы и клиническая картина болезни соответствуют “В-клеточной беркитоподобной лимфоме”. Никитке было назначено шесть блоков высокодозной химиотерапии по протоколам для В-клеточных лимфом. Ад круглосуточных капельниц, осложнений и всех “прелестей” химиотерапии длился пять месяцев. На фоне высокодозной химии Никита продолжал упорно учиться, занимался английским. Его аттестовали за 1 класс, перевели во второй. Уже после второго блока в Никином организме не осталось раковых клеток, поставили полную ремиссию. А после шестого блока нас поздравили с полным излечением и выписали домой. Мы были так рады, МЫ ПОБЕДИЛИ!

Увы, наша радость длилась всего полторы недели. Вскоре на шее вылезли болезненные лимфоузлы. Я позвонила в отделение гематологии, где нам ответили: “не может этого быть, вы только выписались, это – инфекция”. Я настаиваю на госпитализации, ложимся. Нам ничего не делают, а состояние ухудшается. Муж требует направление в Ростовский онкоцентр. Везем Рыжика по 40 градусной жаре за 300 км. Делают биопсию. Рецидив. Говорят, что помочь ничем не могут, это терминальная стадия. С гемоглобином 80 отказали в переливании крови. Возвращаемся в Ставрополь. Молю бога, чтобы Ника не умер в дороге, иначе в такой жаре начнет моментально разлагаться. ДОВЕЗЛИ! Опять в “родное отделение” гематологии. Переливают кровь.
За это время в Москве делают иммуногистохимию (еще из Ростова мы переправили в Москву образцы лимфоузла). Заключение Москвы потрясает: “В-клеток в лимфоузлах ВООБЩЕ НЕТ”. Зато вовсю жируют Т-клетки и соответственный диагноз “Т-клеточная лимфома”. Назначают лечение. Опять для нас начинается ад химии. Идет сентябрь 2007 года. Сначала Нике стало намного легче, опять появилась НАДЕЖДА, что мы все преодолеем, нас даже стали отпускать на ночь домой. Но в середине октября у Никитки опять повышается температура, растут лимфоузлы.

7 ноября на фоне тромбоцитопении у ребенка началось кишечное кровотечение. Реанимация. Никитку еле вытащили с того света. Перевели обратно в отделение. И моментально – кровоизлияние в оба глаза. Ника почти перестал видеть. Опять химия. Не помогает. Лимфоузлы растут и достигают размера 4-х см. Я подписываю согласие на химию высокого риска. Она должна была начаться 6 декабря 2007 года. Но 5 декабря у ребенка начинаются сильнейшие боли и на этом фоне – галлюцинации, возникают проблемы с выделением жидкости. В 5 утра 6 декабря 2007 года я настояла на помещении его в реанимацию для снятия болевого синдрома. Медсестра приходит с инвалидной коляской, чтоб его забрать. А Ника не хочет, говорит: “Я не хочу в реанимацию, я хочу домой!” Я обещаю, что он будет в реанимации только до утра, утром я его заберу. Сгребаю его в охапку, сажаю в кресло, укрываю одеялом. Медсестра его увозит. Увозит навсегда… Если бы я знала, что я своего Рыжика больше уже живым не увижу НИКОГДА! Я его даже не поцеловала живым на прощанье… Никогда себе этого не прощу.

Я пару часов поспала и в 7 часов уже была в реанимации. Мне сказали, что мой сынуля пока останется там, он без сознания и к нему приходить не нужно – все равно он меня не услышит… Я послушалась врачей и не пошла к моему сынульке. Если бы я знала, что это последние часы его жизни, я бы, конечно, настояла, чтобы быть ТАМ! Но я не знала… Слова врачей – “состояние стабильное”. Я пошла искать по городу доноров, т.к. предстояла ОЧЕНЬ ВЫСОКОДОЗНАЯ ХИМИЯ, а тромбоцитов в крови – минимум. В 16 часов позвонила своему отцу, который остался дежурить в больнице. Он ходил разговаривать с Никиным врачом в реанимацию – было сказано: “состояние стабильное, можно продолжить капать в глаза Гемазой (для рассасывания гематом в глазах)”.

Но когда через полчаса я вернулась в больницу и пришла в реанимацию, все сначала меня задерживали под разными предлогами, а потом дежурный врач сказал, что капельки Рыжику больше не понадобятся… Помню свой тихий голос “Он что, все?” И молчаливый кивок врача, он даже не мог мне сказать… ВСЕ. Время для меня остановилось. В 17 часов десять минут, 6 декабря 2007 года короткая жизнь Рыжулика закончилась. И мне больше жить незачем…

Теперь меня держит только долг, долг перед родителями, мужем и Сашей- малышом, которого мы усыновили через полгода после ухода Никитки и которому сейчас 2 года и 3 месяца. Я живу. Но сердце мое разорвалось и остановилось в момент молчаливого кивка врача…

Татьяна, мама Никиты

×
Выбрать дату в календаре -
×
Выбрать дату в календаре
Новости